Глава 8

И чего это мне не сиделось на месте? Жили вроде хорошо, ни о чем не тужили. Дом у нас получился крепкий, такого ни у одного отшельника не было. С крышей и дверью!

   Я не шучу. Мы ведь притащили с собой две длинных палки от носилок, вот мы их и приспособили вместо балок, а сверху положили большущую ровную плиту. Дверью нам служили четыре доски от носилок: мы ими изнутри загораживали вход и к ним приваливали тяжелый камень. Полная безопасность! Пару раз к нам сунулись душееды, но у нас в доме на этот случай была припасена куча камней. Мы запросто отбились.

   Домик был небольшой, только чтобы можно было сидеть и лежать двоим, если хотелось походить или постоять, то мы выбирались из него и прогуливались рядом со скалой. Далеко не отходили, боялись. Лопоухий старался всегда держаться за мою руку.

   Нам вдвоем было хорошо и спокойно. Лопоухий или молчал, или жаловался на судьбу. Я его особенно не слушала: одна была у волка песня, и ту он украл. Я ему так и сказала. А он пристал: «Что такое песня? Кто такой волк?». Будто я знаю. Говорят так, вот и все.

   Главное, он добрый был, дурачишка этот, и я ему верила. Верить ведь никому нельзя. А ему можно было. Я знала, что он лучше даст сожрать себя заживо, а меня не предаст. Такой уж был Лопоухий. Трусливый, но верный.

   Мы теперь стали поправляться. Каждый день белая птица приносила нам хлеб, и мы его съедали вдвоем - целый хлеб на двоих! У Лопоухого появились губы, а то была одна щелка вместо рта. У него даже уши стали меньше оттопыриваться. Может, мне потому и захотелось вдруг куда-то идти, что сил у нас прибавилось? Ну и посветлели мы здорово, стали почти серенькие. Очень это было красиво. Лопоухий так и сказал мне:

- Ты красивая!

- Ты тоже ничего. Еще бы ныл поменьше, цены бы тебе не было.

- Так ведь я же очень несчастный! Ты ведь знаешь, что несчастней меня никого нет.

- А те, кого душееды съели, они что, счастливей тебя?

- Да. Их ведь уже съели. Им не надо бояться.

- Ты дурачок. Неужели тебе нравится быть несчастным?

- Конечно! Ведь ты меня жалеешь?

- Ты сам себя здорово жалеешь. Подумай сам, зачем мне делать лишнюю работу?

   Он обиделся и замолчал. Он часто обижался. Я думаю, он маленький был, хоть и был ростом выше меня, а по уму-мальчишка и мальчишка. Я была взрослей его, он это понимал и почти всегда слушался. Кроме одного раза: это когда я ему сказала, что нам надо бросить дом, забрать с собой доски и идти дальше.

- Куда? Куда идти-то? Ты совсем глупая, если так говоришь. Нас съедят по дороге. Такой дом, такие стены, дверь, крыша - чего тебе еще надо? А хлеб? Мы уйдем в другое место, а в другом месте, может быть, хлеба- то и не будет, а?

   Кошмар! Никогда еще Лопоухий не говорил столько слов подряд. Я поняла, что ему будет плохо, если мы уйдем из нашего дома неизвестно куда, и решила остаться.

- Успокойся! Если ты не хочешь, мы никуда не пойдем.

   Он как будто успокоился , только еще долго возился в своем углу и ворчал: «Уходить куда-то... Чтоб съели... Чего выдумала!»

   Но прошло какое-то время, и у меня появился план, о котором я решила пока не говорить Лопоухому. Я начала откладывать половину нашего хлеба, чтобы взять в дорогу. Лопоухий не понимал, для чего я это делаю, и если находил спрятанный хлеб, тут же его съедал. Еще радовался и меня угощал: «Смотри, что я нашел!» Я поняла, что так дело не пойдет.

   Встречать белую птицу с хлебом всегда я выходила. Я научилась чувствовать, когда она должна прилететь. И вот, подобрав хлеб, я половину спрятала на крышу нашего дома. Назавтра я положила целый хлеб на крышу, а Лопоухому скормила половинку. Этот дурачок всегда ходил свесив голову, вот он и не заметил, как на крыше скопилось целое бо гатство - семь хлебов!

   И еще что-то мне удалось предпринять. Я постаралась заметить, откуда прилетает птица с хлебом. Я набрала камней и выложила из них стрелку острием в ту сторону. Несколько раз проверила, и получилось, что она точно указывает на то место, откуда прилетает белая птица. Дальше я уже знала, что надо делать, чтобы не сбиться с пути.

   И вот, когда мои приготовления были окончены, я сказала Лопоухому:

- Все. Сегодня уходим.

- Я не пойду! Нет!

- Пойдешь. Один ты тут без меня пропадешь.

- Пропаду. Да.

- Вот и идем со мной.

- Нет. Это ты со мной оставайся. Начинай сначала!

   Я просто вылезла из дома и начала его рушить. Лопоухий страшно кричал и плакал, видя, как я ломаю крышу, а потом дверь. Он не утешился, даже когда я ему показала сбереженный мною хлеб. Я нагрузила его досками и ручками от носилок, а сама сложила стопкой все семь хлебов: нельзя было доверить хлеб ему, он бы его обязательно слопал. Доски ему тоже опасно было доверять, потому что он мог их потерять или бросить. Но я решила получше смотреть за ним в дороге. Доски он хотя бы грызть не станет.

   Прилетела птица, покружилась над нами и уронила хлеб. Она опять улетела в ту сторону, куда указывала выложенная мною стрелка. Потом она скрылась за тучами, но я заметила вдалеке скалу, над которой она исчезла. Я постаралась хорошенько запомнить ее, чтобы не сбиться с пути. После этого оставалось только отправляться в дорогу, что я и сделала. А Лопоухий поплелся за мной, стеная и жалуясь.

   Нам не повезло. Мы прошли только половину пути к намеченной скале, как из какой-то ямы вылезло трое доходяг. Они закричали, чтобы мы отдали им хлеб по-хорошему.

- Не-ет, - завопил Лопоухий, - это наш хлеб!

   Он бросил доски, схватил палку и приготовился драться.

- Стой! - сказала я ему строго. - Их трое и они голодные. Голодный всегда сильнее. Мы дадим им хлеба и пойдем дальше.

- Как это? - не поверил один из доходяг. - Вы САМИ отдадите свой хлеб?

- Ну да. А что же нам еще делать? Мы дадим вам хлеба, чтобы вы не отняли его у нас силой. Это понятно? Вот, берите.

   Я положила на землю три хлеба. Они были страшно голодные, и так набросились на хлеб, что и про нас забыли. А я схватила Лопоухого за руку и потащила его прочь. Вот так и пропали наши дощечки, некогда было их подбирать. Осталась одна палка в руках Лопоухого. Ну да и это хорошо, все-таки оружие...

   Когда мы отбежали на безопасное расстояние и оглянулись, мы увидели, что и бежали-то зря: эти трое сидели, уткнувшись в хлеб, и друг на друга-то не глядели, не то что на нас.

- Я должен вернуться и забрать доски? - уныло спросил Лопоухий.

- Да ну их! Другие найдем, - сказала я, чтобы он не очень переживал.

   А он и не переживал. Он сразу же забыл про них, как только отвернулся. И начал клянчить хлеба:

- Да-а, чужим даешь, а мне жалеешь!

   Пришлось дать ему кусочек. А за ним другой, это уж как водится. Он остановиться не может, пока все не подъест. Всего три хлеба у нас осталось на дорогу, а мы еще от дома едва отошли.

   Но уж если не повезет, так не повезет. Только мы забыли про эту троицу, как навстречу нам попалась девушка-старуха. Шла она нога за ногу, вся какая-то горбатая, а лицо - молодое. Только уж такое несчастное и унылое, что на него и смотреть не хотелось.

   Поравнявшись с нами, она тихо спросила:

- Где дорога к озеру Отчаяния?

- Тебе зачем туда?

- Уснуть бы... Очень тяжко мне.

   Я молча протянула ей хлеб. Лопоухий ничего мне не сказал - тоже ее пожалел, значит... Хлеб должен ей помочь, ведь она его не отняла, а получила в подарок.

   Были у нас еще встречи, и попадались нам все такие доходяги, прямо хуже Лопоухого! Каждому по кусочку, каждому по кусочку... В общем, когда мы подошли к той скале, у нас всего полхлеба осталось, мы его и съели. Сели мы у скалы спиной друг к другу, чтобы не стать для кого-то легкой добычей, и уснули. Потому что устали очень.

   Проснулась я от запаха свежего хлеба. Подумала - снится. Открыла глаза и вижу: передо мной лежит хлеб, а над нами белая птица кружит и не улетает. Так она и кружила, пока я Лопоухого расталкивала, пока мы с ним половинку хлеба жевали. Другую-то половину я приберегла, я ведь запасливая!

   Потом мы встали, чтобы дальше идти, а эта белая птица будто понимает: она вперед полетела. А мы за ней пошли и скалу впереди заметили, за которой она скрылась.

   Вот так вот, от хлеба до хлеба, от скалы до скалы, мы и дошли с другом моим Лопоухим до самого моря. До моря!

   Сначала ветер стал какой-то незнакомый, мокрый, что ли... Потом вместо надоевшего тоскливого зуда мы услыхали такое: уш-ш-ш... уш-ш- ш... уш-ш-ш... А после пошли горы из песка. Невысокие, но идти трудно, ноги вязнут. Потом мы взошли на одну горку, вперед поглядели, а там - вода. Много! Я и вспомнила:

- Знаешь, Лопоухий, что это такое?

- Водичка!

- А как называется?

- Скажи сама!

- Море это называется, глупый!

- Море... А я знаю, море должно быть синее!

- Чего-о?

- Синее море... - Вот чудак-то!

- Ты что, не видишь? Серое оно, как ты и я. Выдумал тоже - синее. Что такое - синее?

- Не знаю...

- Тогда молчи!

- Молчу. Ты только не бросай меня тут одного. Не сердись.

   Во дает! Ну дурачок и дурачок, что с него взять? Пить море мы не стали, побоялись. Но подошли к нему близко-близко и стали мыться. Мы очень давно не мылись. Нам понравилось. Классно помылись! Лопоухий после мытья даже похорошел.

- Ты теперь на зайчика похож, - сказала я ему.

- Кто такой? - спросил он подозрительно.

- Зайчик-то? Ну, серенький такой, с ушами.

- Не кусается? - Нет.

- Тогда ладно. Буду похож.

   А потом мы увидели около моря большой город и пошли к нему. Скоро дошли, потому что очень он нам издали понравился. Он и вблизи был не хуже. В городе были дома красивей лагерных бараков и даже красивей нашего домика. У них было много окон, двери были и еще такие штуки... балконы называются. Тоже красивые, железные! Мы вошли в этот город и стали в нем жить.

   Люди в городе были хорошие. Они совсем между собой не дрались почти, только если скандалили. Правда, скандалили они часто. Но так, ни с того, ни с сего, да еще на незнакомых, почти не нападали. Главное, никто не ел своих. Те самые хозяева, что у нас в лагере зверствовали, сюда тоже прилетали и кое-кого уносили в когтях. Но чтобы загрызть кого прямо на глазах у всех - нет, этого не было. В общем, даже Лопоухий согласился, что это мы очень правильно сделали, что пришли сюда.

   Дом у нас появился, классный такой дом. Тут полно пустых домов, занимай какой хочешь - никому не жалко. Вот мы приглядели один такой и заняли. Над ним была настоящая железная крыша, окна, а внутри - стол и два таких, на чем сидят. Ух, и здорово! Первое время мы с Лопоухим только и делали, что на этих сидели. Ногам очень удобно, и руки можно на стол положить. Сидим, смотрим друг на друга и успокаиваемся.

   Никто нам не мешал. Иногда кто-нибудь из горожан заглянет в окно, увидит нас, выругается и отчалит. Мы их не очень боялись: мы были крепче, и у нас палка была. А еще эти, на чем сидят. Ими тоже обороняться можно, я это сразу сообразила.

- Мы тут всегда будем жить? - спрашивал меня Лопоухий.

- Посмотрим, - отвечала я. Но и сама думала, что лучше места нам не найти.

   Мы часто ходили к морю смотреть на него. Садились рядом на берегу и смотрели. Та белая птица, что хлеб носит, увидела нас тут и стала хлеб сюда приносить. Прилетала она из-за моря, а потом опять туда улетала. Я знала, что один хлеб - это один день. Так и Лопоухому сказала. Он, как всегда, ничего не понял, только протянул:

- Какая ты умная!

   Умной быть хорошо, это даже он понимал.

   А люди в городе все были глупые. И все ругались.

Идешь по улице, а кто-то навстречу идет. Я на него даже не смотрю, а он пристает:

-Ты чего по моей улице идешь? Вот как дам по голове! - Но я-то умная, я без палки на улицу не выходила. Погрожу ему палкой, - он и отстанет. А между собой они все время ругались. Встанут друг против друга и начинают:

- Ты чего лезешь?

- Сам чего пристаешь? - Дурак!

- Сам дурак!

   Ухватятся друг за друга и дерутся, только куски летят. Оба дураки. Я сразу отбегала от таких подальше, а Лопоухий вообще не любил ходить по улицам. Боялся. Но все равно это был хороший город. Может, мы бы тут и остались жить, если бы не дамба.

   С того места, где мы каждый день встречали птицу с хлебом, был виден весь длинный берег моря. В одной стороне ничего не было, только песок и песок. А вот в другой стороне мы каждый день видели людей, которые что-то делали на берегу и в море. Мне любопытно стало.

- Давай пойдем, посмотрим, - говорю я как-то Лопоухому.

- Не надо! - заныл он по привычке. - Там люди! - Но я его уговорила, и мы пошли. Подходим и видим, что на берегу что-то строят. И опять охранники-душееды с дубинками всеми управляют. Тьфу ты, попались! Нас живо схватили и заставили таскать камни.

- Все ты виновата... Лучше бы я дома остался! Пусть бы ты одна на работу ходила! - ворчал Лопоухий.

   А мне работа сначала понравилась. Мы брали на берегу квадратные камни и несли их прямо в море, а там укладывали в такую стенку, дамба называется. Классно: кругом вода, и прямо в ней стена. По ней можно идти, как будто по морю. Я люблю, когда строят. Всякие разные вещи получаются - дома, дороги, дамба вот эта... Это правильное дело.

   Тут одну интересную вещь я узнала. Вот когда несешь камень на самый конец дамбы, а там уже другие камни лежат, то просто кладешь его сверху и все. А вот если все камни сверху уложены, то надо другие класть уже на дно моря. И тогда мы с камнями в руках сходили прямо под воду и там их клали на место. Душееды стояли над водой и палками показывали, куда класть. А мы работали под водой. И ничего нам не делалось! В воде было темно, но все-таки стену и камни можно было видеть. Сначала мы с Лопоухим боялись спускаться под воду, а потом ничего, привыкли. Мне даже понравилось: работаешь, а заодно пьешь и купаешься. Класс!

   Когда душееды приказывали всем садиться и отдыхать, строители рассаживались в такую длинную-длинную цепочку по берегу. Чтобы не ругаться и не драться во время отдыха. Но все равно им это не удавалось. Обязательно кто-то садился слишком близко к соседу, и начиналась ругань, а потом и драка. Мы с Лопоухим садились всегда в стороне от всех. Это было плохо, что нельзя ни к кому подойти и поговорить. Не с Лопоухим же разговаривать!

   Потом вот что случилось. Когда наша дамба была готова, нам велели ее разрушать. Я подумала, что мы что-то не так построили. Ну что ж, надо исправлять. Мы снимали камни сверху, поднимали их со дна и относили на берег. Там другие строители складывали их в большие кучи. Ладно.

   Разобрали мы всю дамбу, и тут нам приказали строить ее снова - все как было. Кошмар! Я не выдержала, подошла к одному дядьке и спросила: - Вот мы построим дамбу, а потом что?

- Сама не знаешь, стерва? Издеваешься? Вот как врежу сейчас!

- У меня палка - видишь? Скажи лучше, что мы будем делать потом?

- Разбирать, вот что, идиотка!

   Меня как по голове ударило. А так все было ладненько! Дом у нас был такой хороший, с крышей и окошками, а в нем стол и два на чем сидят. Хлеб нам каждый день птица носила. И работа была такая полезная, мы дамбу в море строили. И двое нас было, я и Лопоухий. И вдруг все мне опротивело: ну не могу я строить и разрушать одно и то же без конца! Не могу, не хочу и все тут!

- Будем уходить, - сказала я Лопоухому. Он сначала захныкал, заскандалил:

- Иди! Одна уходи... Найду себе другую бабу! - Откуда он слова-то такие знает? Помолчал, а потом говорит задумчиво:

- А другая хлебушка не даст... Обалдеть! Вот ведь сволота ушастая! В конце концов он успокоился, затих и буркнул из угла:

- Когда пойдем-то?

- Завтра. Птица принесет хлеб, мы его съедим и пойдем за ней.

- Как это за ней? Она же над морем летит!

- А мы по морю пойдем.

- Прямо по воде, значит. А море-то голое, увидят нас! Поймают и бить будут или хозяевам отдадут.

- Не бойся, не увидят. Мы по дну моря пойдем.

- Заблудимся. Там темно.

- Не заблудимся. Нам ведь все равно куда идти, лишь бы отсюда подальше.

   Тут меня очень удивил мой Лопоухий, уж так удивил! Он вдруг говорит:

- А хлеб в воде размокнет. Она мокрая.

- Так мы же его съедим!

- Не получится. У нас много хлеба. Не получится сразу съесть.

- Это откуда у нас много хлеба?

- А я кусочки прятал. Я ведь знал, что ты такая глупая и опять захочешь куда-то идти. Нет от тебя покоя! А по дороге ты наш хлеб всем раздавать будешь. Я тебя знаю. Вот я и насобирал кусочков. Они в доме спрятаны.

   Обалдеть! Ну, удивил так удивил. Вот хитрюга! Пришли с работы домой, и он мне показал в углу старую рогожку, а под ней кучку мелких сухих кусочков хлеба. Сухарики называются. Вкусные - класс!

- Тут бросим? - спрашивает он, а сам по - кусочку в рот отправляет.

- Еще чего!

   Я взяла то, на чем сидят, перевернула, и получилось то, в чем носят. Сложила в него все кусочки и поставила на стол.

- И не трогай, а то объешься перед дорогой. Придется тогда тебя тут оставить одного.

   Это сработало. Ни сухарика он не взял, только поскуливал, глядя на стол. А у меня был план, как сделать, чтобы люди с дамбы не погнались за нами, когда мы будем уходить по дну моря. Я боялась, что душееды отправят их за нами в погоню.

   На следующий день мы пошли к морю пораньше. Люди уже сбредались к дамбе, но душееды еще не появились. Они всегда позже приходили. Я встала у начала дамбы и крикнула:

- Кто хлеба хочет? Подходи! Сначала никто не поверил. Потом один подошел, поглядел, а потом как бросится ко мне с кулаками:

- Хлеб, говоришь? Я тебе покажу, как издеваться! Я тебя отучу камни вместо хлеба подсовывать!

- Да ты попробуй! Возьми кусочек, не бойся.

   Он протянул руку и взял. Глаза у него так и полезли на лоб. Он разом проглотил сухарик, а потом выхватил мою носилку с хлебом и кинулся убегать по берегу. И тут все остальные с воплями бросились за ним. Вот и ладненько. Так и было задумано.

   Я схватила Лопоухого за руку и потащила к тому месту, где мы всегда поджидали нашу птицу. Мы как раз вовремя успели, она уже кружила над берегом.

   И тут случился хороший случай: вместо одного хлеба птица скинула два. Мы стали скоренько есть, а она кружилась над нами и не улетала, пока мы не доели все и не пошли к воде.

   Мы взялись за руки и пошли в воду. Лопоухий, конечно, рыдал помаленьку. Но скоро его не стало слышно, потому что вода покрыла нас с головой.

   Мы шли по песчаному серому дну, вокруг была темная вода. А над нашими головами, над водой плыл белый крестик. Это наша птица летела, показывая нам дорогу.

   Очень долго и очень трудно мы шли по дну моря. Было темно, тоскливо и глухо. Тишина стояла мертвая. В общем, кошмар. Мне было хуже, чем Лопоухому. Я видела, что он на ходу строит скорбные рожи, шевелит своими губищами - ворчит и жалуется. Ему так легче было идти. Он не сообразил, что я его не слышу в воде.

   Долгое время мы шли в полной темноте, но я все равно шла и тащила Лопоухого за руку. Потом над нами снова появилась сначала белая искорка, а потом - белый крестик.

   Птица наша нас не покинула. Значит, мы и в темноте не сбились, все время прямо шли. - Под конец пути у меня стали подкашиваться ноги. Я каждый шаг делала с трудом и почти сваливалась. А уже было ясно, что идти осталось недолго. Вода стала серой, и крестик над головой снова превратился в птицу.

   И вот наши головы, сначала его, потом моя, высунулись из воды. Но что творилось вокруг нас! Огромные волны набегали сзади, захлестывали с головой, а потом швыряли нас на каменистое дно. Шум стоял зверский, в голове аж гудело.

   Вдруг меня накрыло особенно высокой волной и оторвало от Лопоухого.

- Держись и выходи на берег! - успела я ему крикнуть. Тут меня шарахнуло головой о камни, и что было дальше, я уже не помню.