Глава 12

Положив голову на широкое плечо моего Ангела, я поглядывала на плывущую внизу пустыню, раскинувшуюся под нами во всю окружность горизонта. Волнистостью песка она напоминала морское дно. По пустыне носились желтые смерчи, а больше никакой жизни не было.

- И куда же мы теперь? - решилась я задать мучивший меня вопрос.

- Туда, где пребывают до Страшного суда души грешников, о которых нет определенного решения.

- Ты оставишь меня там?

- Нет. О тебе решение уже состоялось.

- Решение о том, что я пребываю в нерешенности?

- Другое решение. Но об этом позже. Сначала ты должна встретиться с одним человеком.

- С Лопоухим?

- Я не знаю такого православного имени - Лопоухий. Наберись терпения, мы уже подлетаем.

   От замкнутой окружности горизонта впереди будто отрезали аккуратный желтый ломтик, и там белесая голубизна неба заполнила усеченную по хорде часть пустыни. Туда мы и летели.

    Сначала пустыня оборвалась под нами, и мы влетели в необъятное голубое пространство. Сделав в нем круг, мы снова полетели к земле. Зрелище предстало удивительное.

    Срезанный край пустыни представлял собой желтовато-белую монолитную стену, уходившую вниз в такую глубину, что нижний ее край тонул в дымчатой голубизне, где глаз уже ничего не различал.

    По всей стене ступенями шли узкие карнизы, отгороженные от пропасти довольно высокими барьерами из того же светлого камня. Вдоль этих каменных галерей темнели входы в пещеры. Если карнизов были сотни, то пещер, вероятно, многие и многие тысячи. Сверху я различала маленькие темные фигурки, двигавшиеся по галереям.

    Когда мы подлетели и опустились на один из карнизов, я увидела, что он довольно широк, примерно с городскую улицу. Сходство усугублялось тем, что темные фигуры, очень похожие на монахов длинным черным одеянием и осанкой, двигались по ним, соблюдая правостороннее движение.

- Это монастырь? - спросила я Хранителя.

- Что ты! Мы все еще на краю ада, какой здесь может быть монастырь? Хотя монахи здесь есть, но их очень немного. Это все нерешенные души. Правда, их можно назвать и «послушниками»: живут они строго, как в монастыре и постоянно молятся. Но они, конечно, лишены блаженства и радостей настоящей монашеской жизни.

    Увидев нас, бывшие неподалеку послушники бросились к нам, взволнованно крича:

- Ангел Божий! Смотрите, братья и сестры, к нам явился посланец Небес! Смотрите, к нам Ангел слетел!

   Они окружили нас плотной толпой и тянули к Хранителю руки:

- Благослови! Благослови нас, Божий Ангел! - Ангел благословил всех и каждого, глядя на них с любовью и улыбкой.

- Ты принес нам Добрую весть, Ангеле Божий? - спросил старый «послушник».

- Не ту, которую ты ждешь, старче. Но добрая весть у меня для вас есть. Слушайте! В России крепнет и растет церковная молитва, появились миллионы новых православных христиан, и все они молятся также и за вас.

- Слава Богу! - воскликнули радостно слушавшие Ангела послушники и послушницы.

- А теперь, братья и сестры, проводите нас в храм преподобной Марии Египетской. У нас там назначена встреча.

    Нас повели вдоль галереи. По пути Хранитель благословлял всех проходивших мимо сестер и братьев. Мы подошли к одной из пещер и вошли в нее.

    Воздух в пещере был очень сухой, пахло воском и каменной пылью. В стенах, на высоте человеческого роста, на равном расстоянии друг от друга были выдолблены ниши, и в них горели тонкие свечи. Над каждой нишей на грубо обтесанной стене копотью был выведен черный крестик. Изредка попадались боковые ходы, возле которых у стен были сложены каменные скамьи.

- Там кельи сестер и братьев, - сказал Ангел. Несколько раз нам попадались на глаза высеченные в стенах каморки, почти доверху заложенные камнями. Я заглянула в одну из них поверх кладки: там теплился огонек свечи, и при ее зыбком свете я увидела спину послушника. Он молился.

- Затворник, - пояснил Хранитель. Потом прислушался и добавил:

- В затворе уже больше двухсот лет. Укрепи его Господь!

    Длинный коридор привел нас к небольшому залу. Это была пещерная церковь, высеченная прямо в скале. Здесь было довольно светло от множества свеч, горевших на невысоких каменных столбиках-подсвечниках. Передняя стена была украшена горельефом, изображавшим старую и очень худую женщину с короткими волосами, в лохмотьях. Над головой ее был высечен четкий круг.

- Преподобная Мария Египетская, - сказал Ангел. Я перекрестилась и поклонилась изображению. По стенам я увидела горельефные изображения других святых, но каких именно, я не знала. Под ними вдоль стен были высечены узкие скамьи. На одной из них, опустив голову и задумавшись, сидел какой-то человек. Услышав наши шаги, он поднялся и пошел к нам навстречу.

    Пока он медленно приближался к нам, я моргала и трясла головой: нет, этого быть никак не могло! Вот уж этого - нет! Но он приблизился, и я поняла, что не обозналась. Это действительно был мой муж.

- Георгий!

- Анна!

    Мы подошли друг к другу, остановились и потрясенно молчали.

    Тишину, в которой слышалось лишь потрескивание свечей, нарушил Хранитель.

- Вам надо поговорить, я оставляю вас. Я буду ждать тебя снаружи, Анна.

    Он удалился, а мы все продолжали молчать, вглядываясь друг в друга. Наконец, Георгий сказал:

- Давай присядем, у меня голова кружится от радости. Как давно мы не виделись! Мы сели.

- Откуда ты здесь взялся, Жорка? - спросила я, немного придя в себя.

- Я умер раньше тебя. Мой самолет разбился, едва отлетев от Мюнхена.

- Боже мой! Надеюсь, ты умер сразу, не мучился?

- Это была мгновенная смерть.

- Да... Вот ты и долетался по своим московским девочкам!..

- Анна! Я ведь не к девочкам летал...

- Георгий! Неужели ты и теперь будешь мне врать? Опомнись!

- Я не вру, Аннушка. Послушай меня, теперь я должен сказать тебе всю правду. Я не к девочке летал, а к мальчику. У меня в России остался сын. Я скрывал это от тебя.

- Ты всегда что-нибудь скрывал от меня! - сказала я жалобно. Честно говоря я растерялась: к такой новости я совершенно не была готова, я даже не знала, как теперь к этому отнестись.

- Скрывал! Да! Потому что, скажи я тебе правду, ты опять стала бы решать все за всех и по-своему. Ты всегда так делала! Это ты решила переехать из Питера в Москву - и мы переехали. Это ты диссидентствовала, а меня дразнили «декабристкой»! Это из-за тебя нам пришлось покинуть родину и... Да я уж не говорю обо всем остальном!

- Я не виновата, что на тебя ни в чем нельзя было положиться, что ты не умел принимать решения. А если я была такая плохая, то почему же ты не бросил меня?

    Меня несло. Казалось бы, я уже давно покаялась в своем супружеском диктаторстве, сто раз пожалела о том, что держала Георгия за мальчишку и пыталась руководить им. А вот теперь встреча с ним и эта потрясающая новость застигли меня врасплох, и опять из меня полезло! Я и ненавидела себя, и не могла остановиться.

- Анна! Я любил тебя до самой смерти и после смерти, ты же знаешь!

- Я знаю только то, что я ничего не знала о твоем сыне.

- Зато я знал, как ты страдала от того, что у нас не могло быть детей. Мы ведь у врачей не проверялись, и я не хотел, чтобы ты знала, что не я в этом виноват, а ты. У меня-то уже давно был сын.

- А кто его мать? За что ты любил ее?

- Я не любил ее. Это была случайная связь. Киноэкспедиция в провинцию, деревенская девчонка, обалдевшая от одного только знакомства с тем, как делается «всамделишное кино». Ну, ты знаешь, как это бывает у киношников... Ну и... А девочка-то была дочерью сельского священника, и она, слава Богу, не захотела избавиться от ребенка. Я не смог ее уговорить. В результате - сын Александр.

- Сколько же ему лет?

- Двенадцать.

- Боже мой! И все эти годы ты держал с ними связь и обманывал меня?

- Да. Прости меня, если можешь.

- Так выходит, не было твоих бесконечных романов, за которые ты просил прощения, а я - прощала?

- Не было. Прости меня.

- Зачем же ты так долго меня обманывал, Георгий? Почему ты просто не рассказал мне все как есть? Я бы поняла и отпустила тебя.

- Вот этого-то я не хотел и боялся. Я ж тебя знаю! Ты бы меня непременно отправила к сыну.

- Пожалуй, да... Ребенок ни в чем не виноват.

- Да это ясно! Я ведь усыновил его.

-Легче от этого стало мальчику? Заимел заграничного папочку-туриста.

- Всегда ты так! Скажи лучше, прощаешь ты меня или нет?

- Так чего же тут прощать? Ты все-таки оказался лучше, чем я думала. Бог простит!

- Может, и простит. Но если ты не простила, то и на Его прощение нечего надеяться: я ведь не Бога обманывал почти тринадцать лет, а тебя.

- Да, история...

- Еще не вся, Аннушка. Я ведь тогда летел на похороны Татьяны. Она умерла, и мой сын остался в деревне с больной бабушкой, вдовой попадьей. Я хотел о них позаботиться, но вот погиб и ничего не успел. Не представляю, как они там теперь...

    Я молчала, потому что мне было нечего сказать.

-Анна, ты помнишь, мы заключили страховки друг на друга?

- Да, что-то такое было. Но какое это имеет теперь значение?

- А такое, что я и с этим тебя обманул. Я потом переделал страховку на Сашу.

- Ну и правильно сделал.

- Помнишь, на полках в моей комнате стояла «История кино» Садуля? Вот в ней, во втором томе я хранил метрику Саши, его фотографии и мою страховку.

- Сейчас побегу искать! А где теперь Татьяна?

- В Раю, конечно. Она ведь всю жизнь, до самой смерти отмаливала наш общий грех. Она себя и перед тобой чувствовала виноватой, за тебя всегда молилась, чтобы ты пришла к вере. Она была очень хорошая, тихая такая, безответная.

- Ты ее видел после смерти?

- Где я мог ее видеть? Не ревнуй, пожалуйста, хоть сейчас!

- А ты что, совсем не был в Раю?

- Не все такие счастливые, как ты, не всем повезло иметь дедушку среди святых. Я-то умер, как обухом по голове. Один миг - и я очнулся, окруженный бесами. Это было жутко, я ведь никогда не думал о смерти и совершенно не был к ней готов.

- Да уж, могу себе представить! Как же ты перебрался через мытарства?

- Не спрашивай! Я так и не прошел их до конца, и бесы сбросили меня в ад.

- Подожди-ка... А откуда ты знаешь, что у меня есть дедушка святой?

- Сама рассказывала.

- Когда? Чего ты мелешь?

- Когда, когда... Совсем недавно, когда мы сидели на балконе нашей виллы, пили вино и ты мне рассказывала о своих райских каникулах...

- Что-о?!

- А вот то-о! Еще надо посмотреть, кто кому изменял: «Лопоухенький! Лопоухенький!»

- Как тебе не стыдно! К мальчишке ревновать! А откуда ты, собственно, о нем знаешь?

- Анна! Ты что, совсем меня не узнаешь? А уши?

   Господи! Да как же... Я обалдело уставилась в лицо своего мужа. Потом с визгом бросилась ему на шею:

- Лопоухенький! Чудище мое ненаглядное!..

    Когда я отплакалась и отсмеялась, Георгий Лопоухий спросил:

- Хочешь посмотреть мою работу?

- Конечно!

- Видишь вон там, над входом в церковь, незаконченный орнамент? Это моя работа! Ну, не только моя, конечно... Я пока еще только прямые полоски и зигзаги высекать научился. Видишь, во-он там!

    Я не смогла различить в сложном орнаменте Жоркины зигзаги, но очень за него порадовалась.

- Замечательный орнамент! Это так здорово, что ты трудишься для церкви. А где ты живешь? У тебя тут есть какой-нибудь свой уголок?

- Келья, как у всех. Идем, я тебе покажу!

    Мы вышли из церкви в широкий коридор, откуда Георгий провел меня в один из боковых ходов. Этот более узкий коридор был с обеих сторон испещрен неглубокими низкими пещерками. Они не имели дверей и даже ничем не были завешены. В некоторых было темно, в других горели свечи. Проходя, мы видели сестер и братьев, молившихся или просто сидевших в раздумье на каменных скамьях.

- А вот и моя келья, - сказал мой муж, подводя меня к одной из последних келий.

Пещерка, скорее даже просто углубление в каменной стене. В маленькой нише горит тонкая свеча. В противоположной стене высечена скамья, над ней копотью нарисован большой православный крест. Откуда-то доносится хоровое пение:

- Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас!

    Пели мужские и женские голоса, пели тихо и очень печально.

    Значит, вот это будет теперь наш последний дом? Ну что ж, мне он нравится больше, чем все наши с Георгием Лопоухим дома. Здесь можно молиться, здесь есть церковь. Может, и Хранитель будет иногда прилетать...

- Мой Ангел ждет меня. Давай пойдем к нему!

- Тебе здесь не нравится?

- Нравится, хотя и непривычно. Но здесь нам жить и жить, я успею еще привыкнуть, а вот с Ангелом моим я не знаю, когда теперь увижусь.

- Он что, ничего тебе не сказал?

- О чем?

- Тогда я тоже ничего не скажу. Что ж, идем к твоему Ангелу-Хранителю.

    Мы вышли из пещеры. Ангел сидел на парапете, свесив ноги над бездной, и ждал меня.

- Простились? - спросил он. Я похолодела.

- Твой муж что, ничего тебе не сказал? - Я помотала головой.

- Анна! Ты возвращаешься на Землю. В свое тело, в свою жизнь. - Я молчала.

- Ты не рада?

- Не знаю. Это Господь так решил?

- Да. Поскольку твое тело там, в больнице на Земле, продолжает оставаться живым, твой Дед умолил Господа дать тебе возможность вернуться и дожить до естественной кончины. Он просил передать тебе, что это должна быть другая жизнь. Ты теперь знаешь, какая.

    Я кивнула.

- Что же ты молчишь, Анна?

    Я еще немного покивала, помотала головой, а потом кое-как выдавила из себя:

- Что я могу сказать на это? Только одно. Слава Богу за все!

    Ангел улыбнулся. Как я люблю его улыбку! Неужели я на Земле совсем-совсем не буду ее видеть, до самой следующей смерти? Ну, тогда я хоть буду стараться, чтобы он всегда улыбался, глядя на меня. Пусть я не смогу этого увидеть, но я буду стараться угадывать, улыбается мне мой Ангел или нет?

- Ну что ж, за твое смирение будет тебе и награда. Мария, подойди к нам, не бойся!

    В сторонке тихой стайкой стояли послушники и послушницы, с восторженными улыбками взирая на моего Ангела. И среди них я увидела...

- Мамочка!

    Мы кинулись друг к другу, столкнулись, обнялись. Господи, еще и это... Какой же щедрой рукой, - нет, обеими руками! - Ты раздаешь милости, когда милуешь нас!

    Оказалось, что мама и Георгий встретились сразу, как только его принес сюда Ангел. Конечно, они обрадовались друг другу. Мама рассказала ему о нашей встрече в больнице. Он, конечно же, поведал ей о наших совместных странствиях по адским пустыням и весям. Можно представить себе, как мама стала молиться о моем вызволении из зыбучих песков! Я очень обрадовалась, что Георгий и мама вместе, что у них тут маленькая, но семья.

- Мамочка, а я опять возвращаюсь на Землю!

- Я знаю. Смотри, не повторяй прежних ошибок! И молись, молись за себя и за нас. Я надеюсь, что теперь уж ты сумеешь подготовиться к смерти как подобает христианке, и когда придет твой настоящий срок, ты попадешь прямо в Рай, а не сюда.

- Разве здесь так уж плохо?

- О, нет! Конечно, тут нет ни птички, ни былинки, но Господи! - да ведь мы и этой милости не заслужили, чтобы жить в молитве, с церковью, а главное - в стороне от бесов. Вот и ангелы когда-никогда нас посещают...

    Нашу беседу нарушил странный равномерный стук по дереву.

- Что это, мама?

- Это било, - сказала она. - Это так нас созывают на вечернюю молитву.     Мама простилась со мной и, пряча слезы, пошла в пещерную церковь с другими послушниками.

    Георгий подошел ко мне и обнял за плечи.

- Благодаря тебе я оказался здесь. Если бы не ты, меня или бесы сожрали бы в лагере, или я сам ушел бы к озеру Отчаянья и там погиб.

- Ошибаешься, Георгий, - вмешался Хранитель. - Анна спасла тебя от худшей участи. Души бессмертны: те, кого бесы пожирают в одном круге ада, таким образом переносятся ими в другой, еще более ужасный.

- Вот видишь, Аннушка! Как же я буду теперь без тебя? Ты вернешься к жизни и еще, может быть, жить будешь долго-долго... но ты не забудешь, не оставишь меня? Ты помни, пожалуйста, что муж женой спасается! Молись там за меня.

- Это ты сам придумал, что муж женой спасается? - спросила я, невольно улыбаясь.

- Нет, это тут так говорят. Скажи, ты сделаешь что-нибудь для моего Саши?

- Ты еще спрашиваешь? Если не буду там полным инвалидом, то, как только смогу, поеду к нему в гости. И молиться за тебя буду. Да я теперь из церкви не вылезу! Да я в монастырь пойду! Постриг приму!

- Анна, не увлекайся! - остановил меня Хранитель. - Иди, Георгий, тебе пора на службу. А то она до Второго пришествия на Землю не соберется.

    Мы с мужем обнялись в последний раз, и он ушел вслед за моей мамой. Прощай, Лопоухий!

- Пора, Анна! - сказал Ангел

- Ангел мой! Миленький! А мы не могли бы еще немного задержаться и слетать подальше в адские глубины? Не в самые опасные места, конечно. - Что ты такое говоришь, Анна!

- Мне так хочется хотя бы попробовать разыскать Олафа Рыжебородого! Скажи, это в принципе возможно?

    Видал ли кто-нибудь когда-нибудь растерянного Ангела-Хранителя? Я - видела.

- Ну, Анна, с тобой не соскучишься! Такой воспитанницы у меня еще не было! Подожди, я должен получить на это разрешение.

    Из складок своей одежды Хранитель достал небольшой круглый предмет, показавшийся мне зеркалом. Он что-то в него сказал, но язык был мне незнаком, и потом долго ждал ответа. Наконец ответ, видимо, пришел.

- Летим! - сказал Хранитель и протянул ко мне руки.

    Нашего варяга мы нашли, как и следовало ожидать, на берегу моря. Только море это было черное, как мазут, вокруг было сумеречно и голо. Черные камни торчали на берегу, и если бы Ангел не подсказал, я бы не догадалась, что один из них - человек. Он и сам был черен, даже волосы и борода. И красного плаща на нем не было, одни каменные лохмотья. А вот глаз был - один, и на левой руке не хватало двух пальцев.

- Олаф! - окликнула я его. Каменная фигура еще долго оставалась неподвижной, а потом поднялось темное веко и блеснул глаз. Уставился на меня и долго так глядел. Потом Олаф, с трудом разлепив окаменевшие губы, прошептал:

- Хельга!

- Нет, я не Хельга. Я ее внучка, - незачем было углубляться в подробности генеалогии, он бы не понял.

- А где же Хельга?

- Хельга в Раю.

- Так она... спаслась?

- Да, потому что ее вел Спаситель. Верь в Него, Олаф! Проси Его о спасении! Хельга любит и ждет тебя. Помни: муж женой спасается.

    Он снова закрыл свой единственный глаз и погрузился в тяжелый сон. Может, ему теперь приснится Хельга?

- Больше тут ничего нельзя сделать, - сказал мой Ангел-Хранитель. - Нам пора, Анна!

    Возвращение в полумертвое измученное тело было мучительным и тяжелым. В нем было холодно, тесно и больно. Еще долгие, долгие дни я лежала в том же положении, в каком застигла меня смерть. Умные аппараты заставляли мои легкие и сердце работать, гоня кровь и кислород к дремлющему мозгу. Я терпеливо прислушивалась изнутри к своему организму. Сначала только я уловила собственное трепетание моего сердца, которое начало выбиваться из ритма, навязанного ему машиной. Врачи обнаружили это только через несколько часов. Еще позже я начала дышать самостоятельно. Сознание сначала было тусклым, потом проснулось и оно. Я все вспомнила и открыла глаза. В больнице был целый переполох. Еще бы: я пролежала в коме почти полгода! Врачи сбежались и поздравляли друг друга. Кто-то догадался поздравить и меня. Когда я смогла говорить, я первым делом попросила:

- Пожалуйста, пригласите ко мне русского священника.